Здравствуйте, уважаемые читатели!

Ежегодно 15 февраля отмечается День памяти воинов-интернационалистов. В этот день в 1989 году последняя колонна советских войск покинула территорию Афганистана. Девять лет и пятьдесят один день продолжались жестокие сражения в чужом краю.

Мы расскажем Вам о советском и российском военном деятеле, авиационном военном штурмане, полковнике запаса, Герое Советского Союза (1991), авторе-исполнителе песен об Афганской войне — иноке Киприане (Буркове).

Отец Киприан (в миру – Валерий Анатольевич Бурков) родился 26 апреля 1957 года в городе Шадринске Курганской области в семье военного летчика. В 1978-м окончил Челябинское высшее военное авиационное училище штурманов. С января 1984 года участвовал в боевых действиях в Афганистане в качестве передового авианаводчика. В апреле 1984-го был тяжело ранен, потерял обе ноги, но, несмотря на это, продолжил службу. В 1988-м окончил Военно-воздушную академию имени Ю.А. Гагарина. В 1991 году был назначен советником президента РСФСР по делам инвалидов (позже занимал должность советника президента России по вопросам социальной защиты лиц с ограниченными возможностями здоровья). 17 октября 1991 года указом президента СССР Валерию Буркову было присвоено звание Героя Советского Союза. В 2003 и 2007 годах он принимал участие в выборах депутатов Государственной Думы. В 2004–2008 годах был депутатом Курганской областной думы. Вышел в отставку в звании полковника. Президент фонда «Герои Отечества». Многим он известен как автор и исполнитель бардовских песен, посвященных событиям Афганской войны и воинам-интернационалистам. В 2016 году принял постриг с именем Киприан.

С января 1984 года Валерий Бурков служил в Афганистане, в качестве авианаводчика неоднократно принимал участие в боевых операциях на территории провинции Кандагар, оказывая мотострелкам огневую поддержку путем корректировки ударов авиации по позициям противника. Был тяжело ранен, потерял обе ноги, но впоследствии вернулся в строй, повторив подвиг Алексея Маресьева, и продолжил службу в Главном штабе Военно-воздушных сил. 17 октября 1991 года указом президента СССР подполковнику Буркову было присвоено звание Героя Советского Союза. Он оказался предпоследним из всех, кто был удостоен этого высокого звания.

Валерий Бурков занимал должность председателя Координационного комитета по делам инвалидов при президенте России, работал советником президента России по вопросам социальной защиты лиц с ограниченными возможностями здоровья. Был депутатом Курганской областной думы, слушателем Военной академии Генерального штаба. А потом, на самом взлете политической карьеры, фактически отрешился от мирских дел. И через шесть лет принял монашеский постриг.

– Есть такое официальное понятие – патриотическое воспитание. А вы его как-то ощутили на себе в школьные годы?

– В школе, конечно, нас воспитывали в патриотическом духе, тогда это было неплохо поставлено. Но для меня по-настоящему основы основ заложил мой отец – Анатолий Иванович Бурков, офицер Советской армии. Все, что он ненавязчиво говорил, глубоко западало в душу и формировало характер. Именно отец открывал мне простые, но вечные истины. Сам погибай, а товарища выручай, в любой экстремальной ситуации бросайся в драку за друга. Если окажется, что друг сам виноват, выясни с ним отношения напрямую, глаза в глаза. Отец говорил о любви к Родине, которая выше и важнее личных интересов, говорил о честности, без которой жизнь теряет смысл… Хотя он не был верующим человеком, повторял: «У тебя есть две задачи в жизни – познать себя и победить себя». Это христианский принцип, и всю его глубину я познал гораздо позже.

– С детства мечтали об армейской службе?

– Рос я, как и подобало сыну офицера. Сколько себя помню, рядом с самолетами. Отец служил в авиации. Помню, в Кустанае [ныне Костанай, Казахстан. – «Историк»] он катал меня на зачехленном самолете, как в коляске. Я еще совсем мальчишкой был, думал, что чуть ли не летаю…

С детства я считал недосягаемой вершиной подвиг героев Великой Отечественной. Мне казалось, что в наше время таких людей нет, а мы можем только тянуться за ними. Книжки про героев войны я, как говорится, зачитывал до дыр.

Прежде всего образцом для меня были летчики – Николай Гастелло, направивший свой горящий самолет на гитлеровскую механизированную колонну, Виктор Талалихин, совершивший ночной таран, Александр Покрышкин и Иван Кожедуб, наводившие страх на немецких асов… Безусловно, молодогвардейцы, которые в тылу врага защищали Родину, шли на верную смерть. Я увлеченно лепил фигурки солдат из пластилина, представлял себя на фронте… Сумею ли выстоять? Однажды вылепил себя раненым, со звездой Героя Советского Союза. Нет, я даже помечтать не мог о такой высокой награде, но, наверное, в сердце звучало какое-то предчувствие… Когда я учился в Челябинском авиационном училище, мне приснился сон, как я подорвался на мине. Тоже предчувствие.

А самым любимым моим героем был Алексей Мересьев (в жизни – Маресьев) из книги Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». И в будущем именно этот герой сыграл для меня спасительную роль. Кроме того, я восхищался военными моряками, какое-то время мечтал служить на флоте. Наверное, нравилась морская форма и, конечно, романтика дальних плаваний. Но все-таки авиация перевесила.

– Пример отца повлиял и на ваш выбор жизненного пути?

– Отец не настаивал, никогда не давил на меня. Выбор жизненного пути – ответственное дело. Я размышлял, перебирал в уме профессии. Быть может, стать следователем, железнодорожником или моряком?

Я офицер во втором поколении. Дед не был профессиональным военным. Он, солдат-артиллерист, прошел дорогами войны. Сначала от Халхин-Гола до Дуная, а потом опять Дальний Восток в августе 1945 года, когда шли боевые действия против Японии. Когда в начале Великой Отечественной он и его сослуживцы выходили из окружения – съели всех лошадей, а потом даже из седел варили суп. Мало кому из его товарищей довелось вернуться живым… Дед вернулся и снова стал работать лесничим. Я размышлял и об этой профессии. Но все-таки выбрал путь офицера и военно-воздушные силы. Как отец.

– Страна сказала: афганский народ нуждается в помощи, и мы поехали помогать афганскому народу. Понятие «воин-интернационалист» для большинства из нас не являлось пустым звуком. При этом было ощущение, что мы защищаем и нашу Родину. Отец, полковник ВВС, добровольцем отправился в Афганистан. Воевал. А мой путь на войну оказался долгим, извилистым. Я тогда заболел туберкулезом, долго лечился. С таким диагнозом на год отстраняют от полетов, не говоря уж о службе в такой стране, как Афганистан. Только 11 октября 1982 года я получил долгожданное медицинское заключение: «Противопоказаний для службы в районах с неблагоприятным жарким климатом нет». Я уже должен был вылетать, на чемоданах сидел, когда меня в последний раз попросили заступить в патруль. А когда возвращался из патруля, поднимался к себе, меня вдруг догнали: «Вы Бурков?» Я ответил: «Да». Меня подозвали к телефону, и так я услышал: «У вас погиб отец…» Потом узнал, что незадолго до гибели он написал домой письмо в стихах:

Я горел, и горю, и сгораю.

Но не будет стыда за меня…

Слова оказались пророческими.

После гибели отца меня в Афганистан не послали. Берегли. Даже перевели поближе к дому, в Челябинск. Дали завидную должность диспетчера на аэродроме: сутки на работе, трое дома, звание обеспечено. Подполковничья должность. Это мне, старшему лейтенанту! Но я продолжал писать рапорты, которые заканчивал одной фразой: «Хочу быть достойным отца». Тут дело было не в чувстве мести. Просто мы были так воспитаны: если идет война – место офицера на передовой. Свои знания, умения нужно проявить в бою, защищая Родину. А иначе к чему нас готовили столько лет? И вот в Челябинск пришел запрос на авианаводчика в Афганистан. Я вызвался первым. Поехал туда с понижением в должности.

Дороги войны в Афганистане. 1980-е годы (Фото: РИА Новости)

– Одна из самых опасных военных профессий… Особенно в условиях 1980-х, когда не было лазерных средств наведения. Ведь вы фактически вызывали огонь на себя, управляя действиями авиации.

– Да, за авианаводчиками душманы охотились, стремились уничтожить их в первую очередь. По нам открывали прицельный огонь. Авиационный наводчик изо дня в день ходил на боевые операции. Максимальный перерыв между боевыми действиями у меня был несколько дней. Когда во время первой моей операции я увидел убитых и раненых, я вам скажу, меня мутило, тошнило, в общем, было очень неприятно. Война – это психологическая травма в любом случае, потому что ты каждый день видишь смерть, кровь, трагедии. Хотя к смерти привыкнуть нельзя, но все равно включается какая-то внутренняя защита, и ты по-другому начинаешь воспринимать происходящее. У меня есть такая песня:

Укрыться негде – жмусь к земле,

Я знаю: целятся по мне.

И мне приходится опять

Своею жизнью рисковать…

Вот пуля мимо пронеслась,

Другая рядом улеглась,

А третья врезалась в плечо,

Но можно жить пока еще.

Подорвался я на самодельной мине, напичканной гвоздями. За ходом операции следил командующий ВВС 40-й армии генерал Геннадий Васильевич Колодий. Он сказал тогда командиру бригады: «Есть у меня наводчик Бурков, у него отец как раз здесь погиб, я ему сегодня последний раз на операцию разрешил идти. Вернется – возьму к себе в штаб, не пущу больше на передовую». И только он договорил, в эфире прошло сообщение: «Ранен Бурков»… Меня спасли товарищи, а потом – хирург Владимир Кузьмич Николенко, который заслуженно считался лучшим в Афганистане.

Про него говорили: «Если Кузьмич скажет, что голову надо отрезать, а затем пришить, – соглашайся». Он во многом на основе моего случая защитил докторскую диссертацию. Но главное – боролся за меня и спас. Врачи все вложили в мое спасение: и душу, и профессионализм. Это самое ценное, что есть на войне. Проверка души по Божией заповеди.

– И вы сразу решили, что вернетесь в армию, в авиацию, что снова будете летать?

– Как только я очнулся, мне явился образ Алексея Маресьева, как является икона. И сразу промелькнули мысли: «Почему я должен быть хуже? Я тоже вернусь в строй». Махнул рукой и сказал сам себе: «А, ерунда, подумаешь, новые ноги сделают!» И все тревоги куда-то исчезли, больше я не переживал за ноги.

У меня тогда было три просьбы к командирам: не представлять меня к званию Героя, не сообщать о ранении маме и оставить меня в армии. И я остался в строю. Очень важно никогда себя не жалеть. Я в то время был далек от веры, хотя и не отрицал существования высшего разума. Но мне помогало известное высказывание «Вера горами двигает». И еще слова философа Демокрита «Мужество делает ничтожными удары судьбы».

Первое время долго находиться в протезах было невыносимо. Я пытался спать в них, но было тяжко. В этом смысле в жизни все тяжелее, чем в книге и фильме «Повесть о настоящем человеке». Но насчет танцев на протезах – чистая правда. И я к этому пришел. Жаль только, что мне не довелось лично познакомиться с Алексеем Петровичем Маресьевым. Но от многих слышал, что это был светлый человек до последних дней.

– Для вас огромное значение имел пример Маресьева. Но наступило время, и ваш пример тоже помогал другим вернуться к жизни, не потерять себя…

– Случалось. Однажды меня вызвали в больницу. Там двое ребят после тяжелых ранений оказались в тяжелейшем состоянии, на грани суицида. В таких ситуациях очень важно знать, что ты не один со своей бедой. И Бог посылает нам надежду, показывает людей, которые преодолели те или иные скорби… Меня поместили в отдельную палату рядом с этими ребятами. Мы познакомились, подружились. Несколько дней они видели меня только на коляске, в больничной робе, как инвалида. А потом я зашел к ним как ни в чем не бывало, в форме, без костылей: «Ребята, я в магазин. Вам взять что-нибудь?» У них глаза на лоб полезли. Этот шок помог им, они увидели, что после тяжелого ранения возможна полноценная жизнь.

– И даже армейская служба.

– Они вернулись в строй. Потом мне довелось увидеть, как один из этих ребят, без ног, совершает прыжок с парашютом. И я понял тогда, что есть в этом промысел Божий – в моем ранении, в том, что я могу помогать другим… Эстафета продолжается. Не с нас все началось, не нами закончится.

– И нынешние офицеры – достойные наследники «настоящего человека»?

– В главном они такие же, как мы в свое время. А мы такие же, как наши отцы и деды, фронтовики Великой Отечественной. Вот люди повторяют за Лермонтовым: «Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: Богатыри – не вы!» Красиво сказано. Однако это не вся правда. В любом поколении обязательно находятся богатыри. Так было в Великую Отечественную. Но и в Афганистане я видел примеры истинного героизма. И в Чечне многие наши бойцы проявляли самоотверженность и мужество. А посмотрите на современную армию, на то, как исполняют свой долг сегодня российские офицеры в Сирии. Я знаком с некоторыми из них. Сражаются «не щадя живота своего». Погибают, спасая товарищей. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» – это святая истина.

– Есть известное высказывание «В окопах нет атеистов»…

– Это верно. По воспитанию наша армия тех времен была атеистической, но это только внешняя оболочка. Под огнем, в самые отчаянные минуты, каждый человек обращается за поддержкой к Богу, чаще неосознанно. Ведь Господь даже неверующих не предает самим себе – ни на войне, ни в мирное время. А в боевых условиях все ощущается с необыкновенной остротой.

Бог нас создал, чтобы сделать счастливыми. Жизнь и смерть – это каждодневный выбор. Законы нравственности заложены в нас с рождения. Это лучше всех дети понимают. Когда мы вырастаем, суета сует, как правило, отвлекает нас от понимания простых истин. Но война – противоестественное явление, и нет людей, которые больше ненавидят войну, чем военные, особенно повоевавшие. Тем не менее именно там все самое главное изнутри выходит наружу. Там ты познаешь себя так глубоко, как никогда в мирной жизни. Для меня война стала важной ступенькой на пути к Богу. Конечно, я был тогда в богословском смысле абсолютно безграмотным человеком. Но война дала мне внутренний стержень. Правда, потом захлестнула большая жизнь с ее тяготами и соблазнами… И окончательно я пришел к Богу будучи уже немолодым человеком.

– После депутатства, множества регалий и ответственных общественных нагрузок?

– К вере человек чаще всего приходит в скорби. Так случилось и со мной. Когда возникает разочарование в жизни, в людях, в своих устремлениях, когда начинаешь понимать, что это все суета, а настоящих результатов нет. В мирской жизни я зашел в тупик, в полную пустоту и одиночество, хотя внешне все выглядело благополучно. Я убедился, что все мои попытки служить ближним в качестве депутата мне не приносят радости… Да и люди от этого пользу не получают: можно разрешить одну проблему, но через полгода человек придет с новой. Счастливее он за это время не стал. И возникает тревожное ощущение, что все стоит на месте, а наши старания напрасны. Я почувствовал себя белкой в колесе. Вот уж действительно суета сует. И Господь призвал меня.

Путь продолжался шесть лет – в уединенном богопознании и молитве. На этом пути меня раздирали болезненные сомнения. Временами мне казалось, что Бог обделил меня любовью… Как я сейчас понимаю, я клеветал на Бога. Эти сомнения и тревоги удалось преодолеть, и я стал робко подумывать о монашеском служении. А в 2015 году произошла встреча со старцем Илием (Ноздриным). Я спросил его: «Есть ли воля Божия на постриг меня в монахи?» Он помедлил немного, наверное, обратился ко Господу с молитвой – и благословил. Вскоре я стал послушником, а затем иноком Киприаном.

Сейчас место моей службы – Свято-Казанское мужское архиерейское подворье, что в городе Кара-Балта. Это Средняя Азия, Киргизия. Однако послушание мое связано и с Москвой, и с поездками по разным городам России. Везде необходима помощь тем, кто попал в беду, кто чувствует себя в безвыходном положении. Как в армии, я каждый день исполняю приказ. У меня выработался принцип: «Не отказывайся ни от чего, кроме греха».

Подготовила Кузавкова Ю.А.