Сегодня, 23 августа, исполняется 79 лет со дня окончания крупнейшей в мировой истории танковой битвы, которая окончательно похоронила надежду нацистской Германии на победу во Второй мировой войне.
Дуга, названная Курской, образовалась в ходе зимнего наступления Красной армии после победы в Сталинградской битве. РККА удалось тогда освободить Харьков и Белгород и нанести серьезное поражение группе армий «B», отодвинув линию фронта на 200 километров к западу. Однако удержать эти города не получилось: сказалась общая усталость советских войск, растянутость их тылов, нехватка горючего, боеприпасов и недооценка боевых возможностей противника. В конце февраля 1943 года вермахт затормозил продвижение Красной армии, а в середине марта отбил обратно Харьков и Белгород.
Весенняя распутица заставила обе стороны перейти к длительной оперативной паузе и подготовке к летней кампании. Территория, освобожденная от немцев, образовала огромный — глубиной до 150 километров и шириной до 200 километров — выступ, в центре которого был освобожденный 8 февраля Курск. С юга его «подпирали» остающиеся у немцев Белгород и Харьков, с севера – Орёл.
Сама конфигурация Курской дуги подталкивала и СССР, и Германию именно здесь нанести летом 1943 года решающий удар: прорыв здесь вражеских позиций открывал и тем, и другим выход на оперативный простор.
За активную операцию (которая получила название «Цитадель» – как символ крепости германской армии на Востоке) ратовал начальник штаба сухопутных сил Третьего рейха генерал Курт Цейцлер. Он убеждал Гитлера, что с помощью новых танков «Тигр» и «Пантера» необходимо нанести русским мощный удар двойным охватом и перехватить стратегическую инициативу, которая перешла к противнику после Сталинградской битвы. Его поддержал командующий группой армий «Центр» Ханс Гюнтер фон Клюге.
Против были командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Эрих фон Манштейн и генерал-инспектор бронетанковых войск Хейнц Гудериан, сомневавшиеся в успехе этого замысла.
Страсти кипели нешуточные. Вспомнив старые обиды, фон Клюге и Гудериан даже вызвали друг друга на дуэль, и только вмешательство фюрера охладило их пыл.
В итоге Гитлер решил провести генеральное наступление 1943 года: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление „Цитадель“ (…). Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года». Таков был первоначальный приказ Гитлера №6 на операцию «Цитадель». Как видим, речь сначала шла о весне. А уже в июле планировалось мощное наступление на Ленинград: «при максимальном сосредоточении всей имеющейся в распоряжении артиллерии, с использованием новейшего наступательного оружия». Но потом фюрер отложил сроки до того момента, когда германская промышленность произведет достаточное количество новых танков и самоходных артиллерийских установок.
К началу сражения в немецких войсках, принимавших участие в операции «Цитадель», было 148 «Тигров», более 200 «Пантер» и 91 самоходная артиллерийская установка «Фердинанд», не считая бронетехники более раннего выпуска.
В советском генералитете тоже не было единомыслия. Так, командующий Воронежским фронтом генерал Николай Ватутин считал, что необходимо наступать. А его коллега, руководивший Центральным фронтом генерал Константин Рокоссовский, напротив, полагал, что надо перейти к обороне, чтобы измотать противника и выбить его танки, а уж затем, введя свежие силы, начать общее наступление и разгромить основную группировку врага. И с ним были солидарны заместитель Верховного главнокомандующего маршал Георгий Жуков и руководство Генерального штаба Красной армии.
Сам Сталин всегда предпочитал активную, наступательную войну, однако мнение большинства военачальников заставило его согласиться на оборонительную тактику.
Был ещё один серьезный аргумент в пользу предложения Рокоссовского – вождь прекрасно помнил, что наступления в минувшем, 1942 году, не принесли РККА успеха ни в ходе боев за Керченский полуостров, ни во время весенней Харьковской операции, ни в затяжных кровопролитных боях за Ржев.
С другой стороны, Сталин всерьез опасался, что оборона РККА может не выдержать ударов германских танковых войск, как это было в 1941 и 1942 годах.
При подготовке к обороне советские войска учли ошибки предыдущих операций. Теперь саперы и пехотинцы рыли не отдельные стрелковые ячейки, как это бывало раньше, а сплошные траншеи полного профиля. Ротные узлы обороны и батальонные опорные пункты соединялись двумя-тремя траншеями, что позволяло успешно маневрировать войсками в ходе боя.
Главная полоса обороны оборудовалась так, чтобы рядом со стрелковыми узлами размещались артиллерийские противотанковые пункты. Предполье активно опутывалось колючей проволокой, причем, через некоторые ее участки пропускался электрический ток.
Кроме того, подступы к советским позициям плотно минировались – было установлено несколько десятков миллионов мин, как противотанковых, так и противопехотных. Были и смешанные заряды – минофугасы, ящики с бутылками с зажигательной смесью, в центр которых в качестве детонатора помещалась противопехотная мина или толовая шашка. Их с большим успехом использовали как против пехоты, так и против легких и средних танков.
Каждому стрелковому соединению были приданы специальные инженерно-штурмовые саперные роты, усиленные взводом бойцов с пулеметами или противотанковыми ружьями. В задачу этих подвижных заградотрядов входила установка мин непосредственно перед наступающими немецкими танками.
Всего к 5 июля 1943 года на Курской дуге советскими войсками было создано восемь оборонительных полос и рубежей на общую глубину 250-300 километров.
В составе Воронежского и Центрального фронтов было более 1 миллиона 300 тысяч солдат и офицеров, более 19 тысяч минометов и пушек, почти 3, 5 тысяч танков и самоходок. Позади них сосредотачивался Степной военный округ, развернутый 9 июля в Степной фронт под командованием генерала Ивана Конева. А это еще почти 600 тысяч человек, более 7 тысяч орудий и полторы тысячи единиц бронетехники.
Численность войск противника, по советским данным, составляла примерно 900 тысяч человек, по немецким – 780 тысяч. Плюс 2540 танков и штурмовых орудий, около 10 тысяч пушек и чуть более 2 тысяч самолетов. У Клюге было чуть больше пехотных дивизий, у Манштейна – чуть больше танковых. Это составляло до 70% панцерваффе на Восточном фронте.
Три месяца советские войска изо дня в день напряженно ждали немецкого наступления. Сперва Генштаб сообщил, что оно ожидается 10-12 мая, затем срок отодвинулся на 26 мая. У военачальников нарастало нетерпение. В частности, Ватутин неоднократно просил Сталина и начальника Генштаба маршала Василевского начать наступать первыми. Он опасался, что в таком пассивном ожидании пройдет все лето и советские планы на 1943 год сорвутся.
Сталин колебался. Ватутин настаивал, что не позднее первых чисел июля нужно нанести первый удар. В итоге Верховный главнокомандующий приказал генералу доложить свои соображения Генштабу. Однако большинство военачальников вновь не поддержали идею наступления. Было решено не менять планы летней кампании.
Рокоссовский сделал ставку на подвижность обороны, сосредоточив на наиболее опасных направлениях почти все танковые соединения, до 70% артиллерии и более 50% стрелковых дивизий.
Ватутин на Воронежском фронте предпочел равномерно распределить пехоту и артиллерию по всей полосе фронта, вкопав свои танки в землю, то есть, по сути, превратив в долговременные огневые артиллерийские точки. Но лишив себя танковых «кулаков».
При этом Рокоссовский объединил все противотанковые опорные пункты в противотанковые районы и подчинил их командирам стрелковых полков. Во время сражения такое тесное взаимодействие двух родов войск благотворно сказалось при отражении немецких атак.
Но на Воронежском фронте представитель Ставки маршал Василевский запретил Ватутину подчинять приданных артиллеристов пехоте. В итоге противотанкисты оказались предоставлены сами себе, зачастую не зная, что происходит у соседей и видя только свой сектор обороны. На Центральном фронте представитель Ставки маршал Жуков не вмешивался в распоряжения Рокоссовского.
При этом в Москве переоценили опасность для северного фаса Курской дуги, считая, что главный удар немцы нанесут по Центральному фронту, чтобы, прорвав его, повернуть на Москву. Поэтому частей у Рокоссовского было несколько больше, чем у Ватутина.
Командующий группой армий «Центр» фон Клюге, сконцентрировал на узких участках наступления мощные «бронекулаки», решив танками взломать первую линию обороны противника. Но мощь этой обороны он явно недооценил.
В итоге с 5 по 11 июля в ходе ожесточенных боев дивизии группы армий «Центр» ценой потери большей части своих танков и штурмовых орудий вклинились в советские позиции лишь на 12 километров, после чего продвижение немцев было окончательно остановлено.
Иначе развивались события на южном фасе Курской дуги. Манштейн предпочел атаковать позиции РККА пехотой, а затем, нащупав слабые места в обороне Ватутина, ввел в сражение крупные танковые колонны. Его успеху способствовала и география – если на Центральном фронте было сравнительно немного мест, где танки легко и массированно могли наступать, то на Воронежском примерно для танковых армад существовало аж 146 километров удобного фронта – настоящее раздолье для удара.
В результате на первом этапе Манштейн переиграл Ватутина, прорвав его позиции и продвинувшись по направлению к Курску на 35 километров. Ставке пришлось срочно вводить в сражение войска резервного Степного фронта, и в первую очередь, его главную ударную силу – 5-ю танковую армию генерала Павла Ротмистрова.
12 июля это вылилось в ожесточенный встречный бой под Прохоровкой, где с обеих сторон участвовало около тысячи танков и самоходок. И несмотря на то, что немцам не удалось разгромить советские войска и выйти на оперативный простор, танкисты Ротмистрова не смогли уничтожить ударную группировку оберстгруппенфюрера СС Пауля Хауссера. Но в выигрыше, в конечном итоге, осталась Красная армия: войска Манштейна не смогли добиться разгрома наших войск и были вынуждены, протоптавшись на достигнутых рубежах три дня (в тщетных попытках взломать советскую оборону), начать отвод войск с захваченного «плацдарма». 15 июля 1943 года вермахт на всех направлениях окончательно выдохся. Как только немцы начали операцию «Цитадель», Южный и Юго-Западный фронты РККА двинулись в наступление на Донбасс, пытаясь прорвать германские позиции на реке Миус. Одновременно Брянский фронт рвался к Орлу, Западный двигался в сторону Карачева на Брянщине, а Ленинградский и Волховский фронты проводили наступательную Мгинскую операцию.
Все это лишало командование германских сухопутных сил возможности снимать с этих участков войска и перебрасывать их под Курск. И хотя на южном и северном участках советско-германского фронта войскам РККА не удалось добиться значительных успехов, такой нажим на вермахт дал очень важный результат. Силы германской армии в центре оказались ослаблены, и 15-17 июля перешли в контрнаступление Центральный и Воронежские фронты. Это было начала конца…
5 июля 1943 года советские войска освободили Орёл и Белгород. Радостное известие застало Сталина в поездке по Западному и Калининскому фронтам. Верховный главнокомандующий напомнил присутствующим, что во время Петра I победу отмечали фейерверками, и распорядился в тот же вечер дать в Москве 12 артиллерийских залпов из 124 орудий.
Сталинский почин прижился и стал традицией. Был разработан военный этикет салютов, выполняемых, в основном, зенитными пушками Московского военного гарнизона, которые стреляли в небо холостыми зарядами.
Салюты были трех категорий. Первая — 24 залпов из 324 орудий — предназначалась для особо выдающихся успехов, например, освобождения Киева или выхода советских войск на старую государственную границу.
Вторая – 20 залпов из такого же числа орудий — в честь взятия крупных городов и форсирования крупных рек.
Третья категория состояла из 12 залпов из 124 орудий, которыми отмечались овладение крупными транспортными узлами и окружение неприятельских группировок.